-Кто этот пидр, чья ебаная шавка обоссала мои новые почти штаны?

- Извините! – забормотал себе под нос очкастый ботаник с тубусом под мышкой.

- Извините? Епта, такие хуйни смываются не извинениями и прочей, блядь, мочой. Они, блядь, смываются кровью!

Мягкий ботинок «MOTT» привычно опустился на дужки роговых очков. Ботаник хрюкнул и затих на пару минут.

 

Со всех сторон в маршрутке раздались возмущенные возгласы.

- Да пошли вы на хуй, быдло, - Снич опустился обратно на сиденье, но и оттуда продолжал огрызаться. – Я , бля, эти штаны не за так взял. Это 200 американских долларов, в пионере, на Арбате. А этот хлюпик оклемается, натура, поди, привычная.

Вдруг Иван почувствовал, как ему на плечо опустилась по шахтерски широкая, мужская ладонь.

- Давай кА выйдем, парень, - обернувшись, Иван хмуро посмотрел на говорившего. Им оказался довольно плотно сбитый, усатый дядька в старомодном классическом костюме лет 35ти.

- послушай, дядя, это что наезд? – Иван снова поднялся и, указывая на дядьку распальцованной кистью руки, истошно закричал, - Молчи сказал , бля, я буду говорить, молчи, бля, не выводи меня.

Мужик оглядел Ивана с ног до головы, потом достал из кармана удостоверение и раскрыв его, неторопливо проговорил:

- Нет, уважаемый, это арест. Майор милиции, Веников Евгений Николаевич.

На остановке они вышли вместе.  Веников быстро, не оглядываясь, пошел по направлению к отделению. В руке его был зажат паспорт гражданина Неуронова, поэтому Иван, лихорадочно соображая, как ему теперь выкрутится из ситуации, поспешал за ним.

- товарищ начальник, господин начальник, - начал клянчить Иван, когда до отделения оставалось 50 метров. – ну нахуя тебе все это надо, а?  терпилу оставили в маршрутке, ты мне ничего не предъявишь, просто промурыжишь меня… слышь, я же вижу, ты нормальный мужик, ну давай договоримся, ну сколько, скажи, будет мне стоить трамвайное хамство? Ну, хоть намекни, а?

Майор обернулся. Он был бледен и возмущен.

- И где вас берут, таких пидрил? Понадевал на себя хер знает что, на папины деньги живешь, и думаешь, что всё купить можно? – Веников схватил Ивана за руку и, сжав ее словно тисками, приблизил свое лицо вплотную к лицу Ивана  - А я, следователь по особо важным делам, майор милиции Веников, не продаюсь, слышишь ты, чмо? А теперь вали отсюда, и чтоб не попадался мне больше.

 

Хмурый и подавленный, расшугав собравшихся у дежурного и травящих анекдоты молодых милиционеров, Веников прошел в свой кабинет. Первым делом он подошел к окну, отодвинул занавеску и внимательно посмотрел в глаза установленному на подоконнике старому, но нежно любимому бюсту Ленина. Потом обернулся к двери и громко крикнул:

- Приходько!

В комнату вбежал молодой сержант.

- Слушаю, товарищ майор.

- Что там у нас с этой подследственной, которая дедулю зарубила?

- Молчит, третий день молчит, напугана она до смерти, как бы не свихнулась.

- Напугана? Рубить не напугана, а вспоминать ей страшно…. Приведи, хоть посмотрю, как она выглядит.

 

 

Привели обвиняемую. Несмотря на спутанные, грязные волосы, на лохмотья вместо одежды, Веникову стоило только раз взглянуть в ее по цыгански черные,  большие и красивые глаза, как он тотчас узнал ее.

 

На протяжении всей своей суровой жизни, от школьных дней и до мрачных будней сыскаря, Евгений лишь единожды был влюблен. И не потому, что душа его была суха, подобно обветрившейся буханке хлеба,  и не потому, что работа забирала все его время от рассвета и до самой поздней ночи, а потому, что ни одна женщина, встречавшаяся ему на жизненном пути, не смогла затмить ту его первую, юношескую любовь.

Это было в одиннадцатом классе. Она пришла в их школу новенькой, и в тот самый первый день, когда она смущенно смотрела в пол и водила ножкой по паркету, во время того, как их классный руководитель представляла девочку классу, Веников понял , что бесповоротно влюблен. Он не слышал того, что говорил учитель, не слышал шумящих учеников, насмешек над новенькой мальчишек, он лишь не отрываясь смотрел на ее правильное красивое лицо, полные розовые губки, красивые черные глаза и соблазнительно-розовую мочку правого уха, которая, блестя сережкой-гвоздиком выглядывала из под небрежно закинутых тоненькой ручкой за плечо иссиня-черных волос. Она была удивительно красива.

Потом был долгий период ухаживаний, сиденье вечерами под ее балконом, в надежде на то, что именно она, а не ее полная мать, придет снимать сушившееся белье, первые объяснения, конфузы, кратковременное счастье от возможности проводить от школы до дома, и наконец, светлый и чистый роман, закончившийся ночью, после выпускного, в его доме, который понимающие родители оставили на эту ночь в его безраздельное владение, перебравшись к родственникам на другом конце его города, на его, Веникова кровати, где он, не веря собственному счастью, ошеломленный, сжимал в объятиях столь любимую девушку, вместе с ним потерявшую в эту ночь уже не нужную им обоим девственность.

- Я должна тебе сказать, Женя, завтра утром мы переезжаем в Тарту. Ты же знаешь, мой папа военный, и всю жизнь мы катаемся из города в город.

 

Все эти воспоминания в один миг пронеслись в голове майора. Он встал из за стола,  подошел к арестованной, угрюмо смотрящей в пол, и, взяв ее за руку, тихо сказал:

- Здравствуй, Нора.

Женщина вздрогнула, подняла на него свои красивые глаза, и, прикрыв рукой рот, ахнула.

- Женя, это ты? Этого не может быть, - она отошла на два шага, и, словно обессилев, присела на потертый дерматиновый диван. - как же так, мы столько лет не виделись, и вот вдруг встречаемся здесь и при каких обстоятельствах , - она обхватила голову руками и бесшумно заплакала.

- Элеонора, Нора успокойся, пожалуйста, что случилось, как ты оказалась здесь, и почему в деле ты проходишь под чужой фамилией? – он сел рядом  и приобнял ее за плечи, - Ну не плачь, не плачь, пожалуйста, я помогу тебе, обещаю, я сделаю все.

- Это фамилия моего мужа.

- Мужа? Ясно.

- а ты? Женат?

- Нет. Да это и не важно сейчас. Расскажи мне все по порядку и мы вместе решим, что нам делать.

 

В тот день Элеонора как всегда, ровно в шесть, пересчитав выручку и сделав запись в журнале, закрыла кассу. Работала она для души, просто чтобы не торчать целыми днями дома, потому как муж ее был один из богатейших людей их города и нужды у нее не было не в чем. И сегодня, усаживаясь в свой черный, потрескивающий дорогой кожей кабриолет, она спиной чувствовала завистливые взгляды подруг. Она уже привыкла к этому и это ее ничуть не стесняло, а наоборот очень нравилось . Она была роскошной, ухоженной  женщиной, и неторопливо катясь по узеньким улицам, ставшего  ей родным за 18 прожитых в нем лет, города, чувствовала восхищенные взгляды мужчин. Припарковавшись возле клумбы, сплошь усеянной розами, она, не закрывая машину, вошла в свой роскошный особняк. Несмотря на то, что время для возвращения мужа было еще очень раннее, он сидел на диване посреди изысканно обставленной гостиной, и, даже не взглянув на нее, пил виски, разбавленный льдом, из хрустального харбола.

- привет, Витас, - она обошла диван, пытаясь заглянуть ему в глаза, - ты почему так рано? И пьешь?

- Я вернулся, чтобы посмотреть одно очень интересное кино, - он отвел взгляд. – Ты не составишь мне компанию.

- С удовольствием, - она села рядом, - но все это так странно… ты меня пугаешь.

- Я думаю, после просмотра ты все поймешь и это не будет казаться тебе странным, - он нажал кнопку на пульте дистанционного управления. На огромном экране домашнего кинотеатра показалась большая двуспальная кровать. На кровати, разбросав в разные стороны руки и ноги, совершенно голая лежала Норка. Между ее длинных стройных ног ритмично двигалась голова белокурого юноши. Тело юноши не было видно, но Норка сразу его узнала. Это был жиголо, русский мальчик по имени Толя, которого она подцепила в женском клубе, где развлекала себя мужским стриптизом в компании подруг. Толя не отличался ни опытом, ни какими то особенными достоинствами, которые она бы непременно заметила во время его выступления, но он единственный был среди этих слащавых мальчиков русским, и, ностальгируя по своей российской жизни, Норка приобрела именно его.

- Откуда у тебя эта запись, - голос ее дрожал.

- Эту запись сделал нанятый мною частный детектив. Ты ведь даже не утруждаешь себя какой то конспирацией, Элеонора, - даже сейчас, находясь в несомненном волнении, муж растягивал слова и делал долгие паузы между предложениями.  – ты занимаешься сексом с альфонсами в кабинках этих грязных заведений, на кроватях, забрызганных спермой множества посетителей. Я не хочу сейчас слушать никаких оправданий. Прощения моего тебе не получить. Ты знаешь, я баллотируюсь в мэры, поэтому развод для меня сейчас не лучший выход. Ты должна сдать мне машину, деньги , драгоценности, кредитную карту и уехать, уйти навсегда из моей жизни. И сделай это прямо сейчас.

- Ну ты бы хоть врезал мне  разок, - Нора поднялась. – Ведь ты же льдина, льдина. Ведь ты и в постели такой, раз в неделю, точно по графику. Ты думаешь мне счастье с тобой жить? – она повысила голос. – Ты думаешь, мне шмотки твои нужны или деньги? Да плевала я на все, мне нужен мужчина, настоящий, любящий, темпераментный.

Она пошла к входной двери, чувствуя, что вот-вот разрыдается.

Ну вот и воспользуйся этим шансом, найди себе такого мужчину, - все также неторопливо, растягивая слова, даже не обернувшись, сказал он ей вслед.

 

В течении месяца Нора жила то у одной, то у другой подруги. Все принимали ее с распростертыми объятиями, но не проходило и недели, как Норка чувствовала, что настало время съезжать. Причиной были мужья подруг. Ни один из них не мог устоять перед Норкиной красотой, и с третьего дня начинали оказывать ей знаки внимания. В конце недели, несмотря на свое ангельское поведение, Норка чувствовала, как глубока трещина, которую проложило кобелирование чужого мужа между ней и подругой. В конце месяца подобного существования, Норка поняла, что надо срочно что то менять. 

На тридцать первый день одиночества она решила пойти за советом к своей давней подруге, тоже родом из России, которая, однако, на данный момент возглавляла одну радикальную антирусскую газету под названием «Нация». Звали ее Ингой, была она вредная до невозможности, но тем не менее являлась богатейшей жительницей Тарту, да и пойти Элеоноре было больше некуда.

- Признаюсь тебе честно, Нора, не могу сказать, что ты самая любимая моя подруга, - Инга сидела в кожаном кресле, по мужски широко расставив ноги, и стряхивала на пол, устланный красивой итальянской плиткой  пепел с длинной черной сигареты в мундштуке.   Ее волосы были собраны на макушке в высокий пучок. Именно за этот столь любимый Ингой извивающийся пучок, подруги, шутя, называли Ингу Имагой, а за глаза так и просто – червяком. – Но…, - она сделала паузу и снова стряхнула пепел. Не успел он долететь до пола, как был стерт тряпкой. Русская служанка Имаги, Соня, немолодая и крайне любопытная женщина, делала вид, что усердно выполняет свою работу. – но, в память о наших не кратковременных отношениях, я тебе помогу. Ты знаешь, Элеонора, моя газета, - она гордо тряхнула пучком, - это лишь вершина огромного айсберга. И айсберг этот предназначен для зарабатывания денег. Вообщем, я готова приобщить тебя к этому бизнесу, - она улыбнулась одними губами, - в той, конечно, мере, в которой ты способна зарабатывать деньги. Вся эта шумиха в газетах антирусского толка направлена лишь на то, чтобы русскоязычное население было настроено на переезд. Обратно, на историческую родину. А кому это нужно, спросишь ты… Объясню, переехав на родину им надо будет где нибудь жить. И вот тут включаемся мы. Вообщем, не буду тебе пережевывать, твоя задача – найди в Интернете объявление на русских сайтах о продаже квартир где нибудь в провинции. Поезжай, купи захудалую двушку, а потом возвращайся и дай объявление в газете – меняю, мол, двушку в России на трехкомнатную в Тарту. Сколько стоит квартира здесь? 100-120 тысяч? А двушка в России – 15. Разницу, я думаю, ты вычислить сможешь.

- Но, Инга, кто же пойдет на подобный обмен? – Нора недоуменно уставилась на Имагу, с трудом скрывая нарастающее возмущение.

- Только дурак, совершенно верно. Но это пока Тарту – стабильный, богатый город, а Эстония – демократическое государство. Но… - снова пауза, - Но, когда начнутся погромы.

 

Одолжив у Инги под проценты 20 тысяч Элеонора засобиралась в путь. В сети она нашла объявление о продаже двушки на окраине Краснодара. Обговорив с продавцом, пожилым (по голосу) учителем детали сделки, она сообщила, что готова приехать и реализовать договоренность. Его звали Сергеем Севастьяновичем Скабичевским.

 

- Тот самый, которого нашли зарубленным в собственной квартире? – впервые перебил ее, до этого молчавший Веников.

- Тот самый, - по детски утирая слезы кулаком, Нора разрыдалась.

Растроганный майор нежно обнял ее за плечи и начал успокаивать:

- Элеонора, нора, норочка, - вдохнув ее запах, он словно обезумел. – Успокойся, не плачь. Я помогу. Я сделаю все, что в моих силах и даже больше. Но рассказывай, рассказывай же дальше.

 

 

Вообщем, я приехала в Краснодар, он меня встретил, немолодой уже, но импозантный мужчина, с цветами, любезно выделил комнату для ночлега, пока мы не оформим сделку и он не уедет в Москву, к своему любимому ученику Диме, сущему Ангелу, который, сделав хорошую карьеру в Москве, звал своего учителя переехать к нему жить на всегда и подыскал к тому же ему хорошую должность консультанта – продавца в фирме по изготовлению пестицидов и удобрений. Весь вечер мы пили на кухне чай с клубничным вареньем, разговаривали на разные темы и вдоволь смелись. Скабичевский был удивительным, образованным собеседником, и несмотря на свой возраст, просто очаровал меня. Потом мы попрощались, я засобиралась спать.

- Элеонора, - сказал он напоследок. – Завтра утром ко мне должны придти ученики. Зарплата у меня так себе, вот и приходится на старости лет подрабатывать репетиторством. Мы будем заниматься на кухне, я думаю , вы еще не проснетесь, ну а если все же проснетесь, то вы к нам, пожалуйста, не заходите, а собирайтесь и занимайтесь своими делами, доступ в ванну будет свободен, - он широко улыбнулся, показав совершенно здоровые, белые зубы. – А сразу после занятий поедем оформлять сделку.

Я легла. Спалось мне, надо заметить, просто отлично, и поэтому, когда пришли ученики (я слышала звонок в дверь), я уже совершенно выспалась и лежала, глядя в потолок.  Потом мне стало интересно, как учит своих учеников Сергей Севастьянович. Я одела халат, бесшумно подошла к кухонной двери, и, осторожно приоткрыла дверь. А там, там – Норка снова зарыдала..

- Что там, Нора, говори же, что? – Веников был взволнован.

- Он насиловал этих бедных ребятишек, совсем маленьких… я очумела, на меня нашло что то, я схватила со стола топорик для рубки мяса… ну а дальше ты знаешь… - Нора закрыла лицо руками и, не поднимая головы, глухо продолжала, - потом выбежала вон, следом, слышала, выбежали до смерти напуганные дети… села на поезд в Москву… а на перроне меня уже ждали… 

- Что же ты раньше  не сказала, Нора, - Веников поднялся. Лицо его приняло решительное выражение. – Посиди, я сейчас приду.

Вернувшись, он взял ее за руку и сказал:

- Сейчас мы едем ко мне, вымоешься, выспишься, отдохнешь. Пришла информация из Краснодара – компьютер этого старого защекана доверху набит ссылками на сайты с детским порно, я позвонил своему лучшему другу, очень известному адвокату, он согласился тебя защищать. Мы тебя оправдаем, Нора, полностью оправдаем.

- Но разве можно мне к тебе? Ты не подумай, я очень хочу, но ты не нарушаешь закон?

- Я беру тебя на поруки, не офицально конечно, но под свое слово. Мне, за 17 честно отработанных лет в органах, полагается уже некое доверие, - он гордо выпрямился.

 

Его разбудил телефонный звонок. Нехотя, он взял трубку, и услышал голос своего давнего товарища, Сергея Рахманинова, полковника и  непосредственного начальника.

- Женя, где она? – Рахманинов явно был встревожен.

- Она? - Веников испуганно оглянулся на пустую кровать, потом прислушался к шуму воды из ванной, и, любовно погладив на кровати место, которое еще хранило ее тепло, сказал, - она в ванной.

- Это хорошо, потому как, Женя, если она пропадет, не сносить нам с тобой головы, это я тебе, как друг говорю. Слушай дальше. Сейчас пришло сообщение, твоя Элеонора розыскивается эстонскими властями по линии Интерпола. ЕЕ муж, миллионер, найден мертвым в собственной гостиной. С его счета в банке, по генеральной доверенности Элеонорой сняты все средства, а это 14 миллионов долларов, и разосланы с помощью удаленного доступа на 30 разных счетов в оффшорных зонах. Кстати, помогал ей в этом, краснодарский учитель, он же известный сетевой хакер, некто господин Скабичевский, с которым она познакомилась , как раз с помощью глобальной сети Интернет. И последнее, все ссылки на порносайты, а также короткие порнофильмы, закачаны в компьютер Скабичевского в единственный день пребывания у него этой самой Элеоноры.

Одним рывком майор вскочил с кровати и распахнул двери в ванну. Она была пуста, лишь душ, уныло, от напора воды качая головой, поливал черно-белый кафель.

Веников вернулся и достал из под подушки табельный пистолет Макарова.

- Женя, Женя, - несся из трубки встревоженный голос Рахманинова.

Веников сел на кровать, вставил пистолет в рот, и перед тем как нажать на курок, подумал: – Нету больше Жени.

 

 

 

На берегу океана, под экзотическим зонтиком из тростниковых листьев, совершенно обнаженная лежала на белом шезлонге красивая женщина с длинными черными волосами. Она лежала на животе, и казалось, спала.

Подошел молодой загорелый официант и поставил на столик четвертый уже коктейль «голубая лагуна» и разогретую трубку с гашишом.

- Это еще что? – она перевернулась на живот, бесстыдно выставляя на обозрение голую грудь и начисто выбритый лобок.

- Это гашиш, мисс, - на ломанном русском сказал официант. – Если вы действительно хотите забыться, то алкоголь не поможет.

Она заметила у него на пальце перстень, с изображением конопляного листочка, и, погрозив пальцем, улыбаясь, сказала:

- Эх ты, ганджубасник.

- Убрать, мисс? - официант был невозмутим.

- Нет, нет, оставь.

Он молча забрал пустые стаканы и удалился.

 

Тотчас же рядом с ней, на песок, присел молодой парень, и поправив волосы, начал:

- вы так прекрасны, мисс. Все время, пока вы здесь, я вами любовался, вы восхитительны. Я русский эмигрант из германии, приехал на отдых, и уже изучил этот городишко вдоль и поперек. Если хотите, я устрою вам экскурсию, а заодно познакомлю с русским темпераментом, - парень снова поправил волосы.  – мен зовут Хосе, но самые близкие друзья зовут меня Ветром.

Не поднимая головы, женщина длинным акриловым ногтем сбила с левого соска прилипший песок, и сказала.

- слушай , малыш, пялился ты не на меня, а на мои сиськи, а от русского темперамента у меня уже нутро болит. Я тебе вот что скажу, топал бы ты отсюда, подобру, поздорову. Я на вас, мужиков, глядеть не могу. – она откинула назад волосы, словно передразнивая его, - мне бы девочку.

 

Дождавшись, пока испуганный ухажер, покинул поле ее зрения, она подняла очки, вытерла слезы и тихо добавила:

- Сегодня я и Куба. ВСЕХ остальных в игнор.