Рахманинов: Веников, я называю вещи своими именами. Вот я бы пошел смотреть, а Скабичевский - подглядывать.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЛЕТНЯЯ ПРАКТИКА

ЗАВЕЩАНИЕ

Он лежал в старой башне на грязных циновках среди других умирающих. Иногда сквозь сон его раскосые глаза внезапно приоткрывались и тогда в них сквозили страх и тревога. Худое тело подростка было покрыто кровоподтеками и рубцами, черная спекшаяся кровь застыла на рваной ране идущей через все предплечье.

Напротив сидел не то чтобы толстый мальчик, но в нем явно угадывались признаки будущего борца сумо. Он спокойно ожидал, когда раненый юноша очнется. Изредка он поправлял соскальзывающее одеяло и отгонял от раны жирных зеленых мух. Его лицо было совершенно безмятежным, казалось он готов ждать вечность и заботиться о пострадавшем столько, сколько понадобится. Его взгляд был полон сострадания и участия.

Вдруг луч света неожиданно упал на треснувший каменный пол, высветив рой струящейся в потоке воздуха пыли. Лежащий юноша застонал и приподнялся над ложем. Его глаза встретились с глазами сидящего. Тот шевельнулся и спросил: - Кто ты? Как тебя зовут? - Юноша что то невнятно пробормотал в ответ. - Как? Анно? Танно? Скажи громко, чтобы я мог расслышать. Я помогу тебе. Для того я здесь.

- Я не знаю, сколько я тут нахожусь.. Но кажется мне стало немного лучше, если это не очередной сон..

- Пожалуйста, назови мне свое имя. Вот смотри, у меня есть питье и пища. Они помогут тебе справиться с болезнью.

- Спасибо, я очень хочу пить.. Сейчас утро или вечер? Почему так тихо вокруг?

- Вот выпей этот травяной настой. Тебе сразу полегчает. Я здесь уже давно.. ожидаю.. Не стал тебя будить раньше времени. Прошу тебя, назови свое имя.

- Имя? Меня зовут Кэнкон.. Кэнкон Бундзаэмон.

Как только юноша произнес, четко и отрывисто, свое имя - толстый мальчик немедленно положил руки ему на голову и с силой повернул. Шейные позвонки хрустнули, тело безжизненно обмякло. Мальчик торопливо выхватил имя из уст мертвеца и спрятал под одежду. Быстро оглядевшись, он понял, что никто кроме него не слышал имя.

-Теперь у меня есть имя, - громко сказал убийца. Его глаза светились от неподдельного восторга. Он несколько раз посмаковал имя, как будто не веря новому приобретению. Солнце стремилось к зениту. Мальчик поправил меч в ножнах и стремительно выскользнул за ворота башни.

БУБЕН ШАМАНА

Откровенно говоря, я не очень понимаю С.Доренко, когда он говорит, что Путин раскалывает общество, возвращая старый гимн. С.Доренко не поясняет почему, а лишь констатирует факт. Возможно, я не понимаю этого потому, что меня трудно расколоть таким примитивным способом. Мое сознание устроено иначе. Но С.Доренко лучше знает жизнь, и ему может быть виднее. Я лишь понимаю, что наша история неотделима от этой музыки. Пока - неотделима. И я хочу немного развить тезис.

Дремавшие до поры демоны тоталитаризма получили сигнал к пробуждению. Это исключительно верно подметил С.Доренко в одной из своих июньских авторских программ. Правда, он подразумевал рядовых исполнителей воли главного дирижера, почти в неприкосновенности сохранившихся на местах. Сильный образ послушных големов, марширующих под слышную только им музыку, был настолько точен, что вызвал страх и недовольство власти. Ожившие тени прошлого выхватил слепящий луч прожектора и заставил их смешать свои ряды. Но однажды приведенный в действие механизм только замедлил свое движение, но не остановил ход. Шаман потряс своим бубном не напрасно. Вместе с бренными носителями, всколыхнулось, тревожно вздохнув - ожидающее своего часа - коллективное бессознательное чести и совести нашей эпохи. Оно застыло в ожидании сигнала далекого горниста, трубящего общий сбор.

В настоящее время требуется куда более сильное средство для уже крепко подсевших на шепот властного безмолвия меломанов. И это средство было придумано. Музыка Александрова, давно упокоившаяся в культурной гробнице, была вновь потревожена. Если внимательно присмотреться к необычной спешке вокруг "нового гимна", можно обратить внимание на практически безразличное отношение к сути слов и яростные неутихающие стычки вокруг мелодии. Казалось бы, музыка не может нести идеологической нагрузки, она вызывает лишь эмоции. И претензии лучше предъявлять к тексту. Но все безотчетно понимают - музыка это главное. Именно она, как губка впитала в себя мысли и чаяния советского народа. Страх некоторых перед музыкой Александрова совершенно иррационален, как боязнь темноты. Но именно этот страх сейчас сплачивает их, довольно немногочисленную горстку людей с "новым типом" мышления.

Магическая притягательность знакомых с детства ритмов так сильна, что страна не в силах им противостоять. Несколько нот из "Подмосковных Вечеров", служивших сигналом к началу очередной порции известий на радиостанции "Маяк", способны вызвать шквал воспоминаний. Как мама зовет обедать. Как ты подходишь к сонной березе, чтобы насыпать с нее майских жуков. Ты играешь и где-то там, далеко, репродуктор шепчет, что все будет хорошо. Ты закончишь учебу и тебя возле школы будет ждать девочка Настя. Ты пойдешь с ней прямо в солнечное лето, и она покажет тебе самый красивый в мире жасминовый куст, который расцвел возле ее дома. Сама по себе музыка ничто. Но если она сопровождала тебя сквозь горечь поражений и радость побед, она важна для тебя как воздух. Она как допинг, сильнее страсти и выше любви. Точнее она и есть - любовь. "Смерть не страшна. С ней не раз мы встречались в боях. Вот и теперь надо мною она кружится. Ты меня ждёшь, И у детской кроватки не спишь, И поэтому знаю: со мной Ничего не случится"

Путин торопится и делает правильно. Иначе временной разрыв может стать опасным для ассоциативной пуповины с музыкой гимна. Можно не успеть, и тогда гимн будет непригоден. Взмах палочки дирижера больше не вызовет дрожь. Если бы я стремился к упрочению своей власти, я поступал бы так же. Тот, кто сумеет укротить эту великую силу, сам наполняется могуществом. Он становится великим шаманом и может, запрокинув голову, выкрикивать космические заклинания в темнеющее предгрозовое небо: "Лайка летает".

ТЕКСТ ВО СНЕ

Зенон Менделеев, выдающийся ученый-филолог, замечательный русский писатель и потомок известного химика Дмитрия Менделеева неожиданно скончался в г. Владивостоке по выходе из бани, направляясь в городскую ратушу для лекции о Современном. Хотя кто-то мог бы сказать, что Зенон Менделеев умер во сне. Кто-то очень внимательный. Кто сумел бы различить в движении и форме облаков обрывки мыслей дремлющего творца. Зенона Менделеева любила без исключения вся Россия. Его называли гением Дальней, Ближней и Центральной Руси. Он смог снискать уважение всех слоев общества, и был, что называется, совестью нации. Родился и вырос он в городе Москве. Москвичи хорошо помнят бесценный дар Зенона, который он преподнес родному городу к празднику русской словесности - трехкомнатную квартиру на Полянке. Этот акт самопожертвования, после которого филологу пришлось ютиться в коммуналке у своих родственников, вызвал всплеск эйфории в обществе. Нашлись даже последователи, завещавшие городским властям свои участки на кладбище. Одна газета сравнила его поступок с факельным шествием горьковского Данко. До сих пор талантливые люди лишь приобретали жилье по сметной стоимости. Если конечно, имели на это право, то есть были зарегистрированными дарованиями. У Менделеева наперебой брали интервью, ему рукоплескала вся столица.

В родном городе Зенон и начал свой творческий путь. И решил он пройти этот путь от Москвы до самых, до окраин. Собрать с каждого литературного жанра по горсти земли. Напитаться шорохом поволжских наречий и уральских побасенок. Он шел по долинам и по взгорьям или по топям он шел, низинам, иногда плоскогорьям, редким возвышенностям, перелескам, пересекал тайгу и скользил по тундре, пока не приблизился к дальневосточным сопкам. Это было особое место. Здесь заканчивалась русская литература. Лишенная топлива, вымерзла в последнем вскрике, погасла как веерное отключение. Редкий бурундук оставлял на припорошенной снегом земле цепочку извилистых афоризмов. Застыла жизнь, повсюду в различных позах валялись трупы литературных героев и их создателей, а в краевом центре поблизости от Морвокзала на кол была насажена отрезанная от тела Анны Карениной голова булгаковского Берлиоза. Акватория морского порта была загажена гниющими цитатами из Маяковского, на Светланке подплывал кровью Виктор Пелевин, неосторожно ставший героем чьей-то диссертации. В его глазах угасала последняя надежда. Вздохнул Зенон и повел широкими плечами, отогнал от Пелевина назойливых мух-библиофилов и направился в центр города, на площадь Борцам за Власть Советов. И подумал Зенон, а не сходить ли ему в баньку, ведь дорога была нелегкой, да и все исподнее потом пропиталось. Справил он баньку по белому, начисто вымылся, благодать да и только, а в душе весна и райские кущи. И пришла ему мысль предрассветная, как будто сверху молвил голос, тихий до неузнаваемости - вдохни, Зенон, жизнь в край литературы русской, прочти в ратуше лекцию о современной прозе, и зацветет суровое приграничье поэмами и запоет ангельским хором драматургия таежная.

Тут следует отступить и неожиданно признаться, что бытие Зенона Менделеева пронеслось в кратковременном и тревожном сне, нет, не ночной электрички, как вы, наверное, подумали, и даже не крейсера Аврора, да и что может сниться крейсеру кроме родного причала? О жизни и смерти Зенона случайно узнал скромный пенсионер Сергей Иванович Гёте, переворачиваясь во сне на другой бок и непроизвольно выпрастывая затекшую руку. Да-да, иными словами, все это Сергею Ивановичу приснилось. Яркая как молния мысль резанула его пробудившееся сознание - что есть реальность? И там и тут были Россия, ее города и села. Люди, проживавшие свою жизнь во сне, ничем не отличались от спешащих пешеходов за окном. Единственное, что было не так - в состоянии бодрствования Гёте никак не мог припомнить существования никакого, якобы столь известного, Зенона Менделеева. Но ведь он мог бы и быть? И тут пенсионер задумался, в какой же именно точке должно было начаться ветвление пространства-времени, чтобы возник Менделеев. Чтобы, пересев в этой точке на соседнюю колею, прибыть на Ярославский вокзал, удивленно оглядеться, рассеянно пошарить в кармане, нащупывая мелочь, купить вечернюю газету и прочесть некролог о Менделееве. И почувствовать горечь безвозвратной утраты. Почему по-настоящему талантливые люди так рано умирают? А бездарность - живет и здравствует. Дальнейшее размышление привело Сергея Ивановича к ужасному выводу: загубленным на корню писателям несть числа. Подумать только, во скольких снах и состояниях наркотического опьянения они испускают дух, не успев передать ни строчки из нетленного текста спящим обывателям. Легионы потенциальных шекспиров и солженицыных, не сумевших воплотиться из-за неправильного или несвоевременного ветвления, молча протягивали костлявые руки к побелевшему лицу Сергея Ивановича. Тому ничего не оставалось делать, как закрыться от них пуховым одеялом.

Выйдя из бани, Зенон вдруг почувствовал сильную тревогу, как это бывает в детстве, когда ты просыпаешься ночью и видишь, что родители куда-то исчезли, хотя до этого всеми силами укладывали тебя спать. Чтобы прогнать страх, он начал вслух делать наброски будущей лекции и достал блокнот. Как только его рука вывела начало первой фразы, даже и не фразы вовсе, а заголовка, в котором присутствовало имя автора, Менделеев лишился чувств и камнем пал на потрескавшийся владивостокский асфальт. Встревоженная шумом, поспешно ретировалась критическая заметка, глодавшая кости Бориса Акунина. Стая редакционных стервятников, устроившая привал на сваленных в груду Марининой, Михалкове и Аксёнове, нехотя обернулась в сторону новой добычи. По могильнику русской литературы пронесся еле слышный вздох удовлетворения. С Японского моря дул пронизывающий холодный Кобо Абе. Неподалеку от берега подняла перископ голливудская кинокартина категории "В". Собрание сочинений Великого Мао, переодевшись в диссидента, осторожно переходило границу у реки. Даже Идея Чучхе сонно шевельнулась на рисовой бумаге, выработанной из последнего на памяти корейских крестьян урожая.

 

 

Hosted by uCoz